Дура

Живцов мы не поймали… Что случилось в этот погожий сентябрьский день с мелкой рыбешкой на реке Рессета — одному Богу ведомо. Не брала — и все тут! Ни на мотыля, ни на червя, ни на сделанную тут же на берегу реки манку…

Приготовленные к ловле жерлицы сиротливо лежали на берегу.

— Надо было живца в Москве покупать! — в отчаянии сказал Михаил. Он отложил в сторону поплавочную удочку и принялся разжигать костер. Дело давно подошло к обеду.

Достали из багажника нехитрую снедь: хлеб, помидоры, пару банок говяжьей тушенки, термос с кофе. Пообедали молча — говорить не хотелось.

После трапезы мы с Михаилом присели на бревнышко на берегу возле омутка, в котором собирались поставить одну из жерлиц, закурили, и принялись бросать в воду хлебные корочки. К ним тут же устремились вездесущие уклейки с палец величиной. В борьбе за корм рыбки норовили оттолкнуть друг дружку, а если одной из них удавалось ухватить кусочек побольше, то все остальные пытались отнять его у счастливицы…

— Живцы! — улыбнулся Михаил, кивнув на рыбешек.

А потом философски заметил:

— Так и в жизни: не успеешь хоть что-то получить, как у тебя это тут же хотят оттяпать!

Он поднялся, подошел к лежащей на берегу жерлице и повесил на тройник хлебную горбушку.

— Смотри, сейчас будет цирк! — усмехнулся он и воткнул жерлицу в берег так, что хлеб оказался неглубоко под водой. Горбушка всё время норовила всплыть на поверхность, но грузило не давало ей этого сделать.

И действительно начался цирк — рыбёшки толкались, стараясь пробиться поближе к «кормушке», ссорились, лезли со всех сторон. И они веером брызнули в стороны, кусок хлеба отлетел, а рогулька жерлицы тихо заскрипела. Освобожденная леска стала быстро уходить на глубину…

Михаил выронил изо рта сигарету и посмотрел на меня. Он был не просто удивлен, а ошарашен. Не сговариваясь, мы оба подскочили к жерлице, чуть не столкнувшись лбами.

— Ждать? — шепотом спросил Михаил.

— Тащи! — махнул рукой я. — Все равно сойдет…

Но она не сошла… Без особых усилий Михаил вытянул её на берег — эту несчастную килограммовую щуку. Один из крючков тройника прочно засел в её верхней челюсти.

— Дура! — только и сказал Михаил, собираясь по старой рыбацкой привычке сломать щуке хребет.

— Стой! — вдруг, сам не зная почему, остановил его я. — Не надо!

Он понял меня без слов.

Миша придерживал щуку, а я осторожно стал вытаскивать крючок из её челюсти. Впрочем, держать хищницу было и не нужно. Она даже и не пыталась биться, а просто лежала на золотых листьях, покорная и беззащитная.

Мы отнесли щуку к берегу и опустили в воду. Она почему-то не сдвинулась с места. Только когда Михаил легонько шлепнул по воде ладонью, рыба рывком ушла в глубину, подняв кучу брызг.

— Дура! — крикнул ей вслед Михаил и принялся вытирать залитые водой очки. На его лице светилась улыбка.

Мы ехали в Москву на Мишином «Москвиче» и всю дорогу молчали. На душе у нас почему-то было очень светло и легко…